На вчерашнее заседание в 224-м гарнизонном военном суде Петербурга не смогли попасть корреспонденты «Росбалта», РАПСИ, «Фонтанки», ТАСС, «Невских новостей», «Новой газеты» и «Бумаги» — первыми приставы пропустили неожиданно пришедших в суд студентов-юристов, а дополнительные лавки в зале убрали.
С показаниями в суде выступил обвиняемый Юлий Бояршинов — формально он признал свою вину и рассказал, как после победы украинского Майдана вместе с товарищами обсуждал ситуацию в России. По словам подсудимого, он «верил, что в России возможен переворот», заметную роль в котором могут сыграть ультраправые, поэтому антифашисты должны быть готовы дать им отпор.
Для этого Бояршинов с друзьями записались в Петербурге на курсы «Партизан» — они действуют легально, всех желающих там учат обращаться с огнестрельным оружием, оказывать первую медицинскую помощь, выживать в лесу, пользоваться радиосвязью, объясняют основы взрывного дела. Именно на этих курсах, по словам Бояршинова, его товарищи распределились на специальностям (так, например, сами он считался сапером) — следствие считает его важным признаком террористического сообщества.
Для тренировок обвиняемый купил массогабаритный макет автомата Калашникова. На одной из таких тренировок он познакомился с Александрой Аксеновой — активисткой и женой Виктора Филинкова. Участвовал в тренировках и уже осужденный Игорь Шишкин (он заключил досудебное соглашение и активно сотрудничал со следствием).
Летом 2016 года Бояршинов присутствовал на встрече «с ребятами из Пензы, которые тоже интересовались вопросами самообороны». Специально для этой встречи они выбрали себе псевдонимы, поскольку были плохо знакомы.
— Ребята из Пензы показали документ, который они называли «Свод», есть у них некий проект «Сеть», [созданный для того, чтобы] наладить взаимодействие различных групп и чтобы заниматься самообороной, — говорил подсудимый.
Бояршинов рассказал о нескольких встречах, на которых присутствовали не только активисты из Петербурга и пензенцы, но и москвичи. По его словам, они говорили о теории и практике самообороны и тренировались с макетами оружия. Никаких «действий террористической направленности» они никогда не обсуждали, подчеркивал он.
Рассказывая о дымном порохе, из-за обнаружения которого ему предъявлены обвинения в незаконном обороте взрывчатки, Бояршинов отметил, что он работает промышленным альпинистом и в октябре 2016 года нашел на крыше коробку, в которой среди других вещей был и порох. Он заинтересовался находкой и взял порох себе.
— В документе, который назывался «Свод Сети», внимательно с ним ознакомившись, я обнаружил, что целью создания «Сети» было создание боевых организаций и насильственное свержение власти. Тогда я не обратил на это внимания. Я хочу добавить, что я не разделял и не разделяю идеологию терроризма, сожалею, что я попал в такое сообщество, — говорил Бояршинов суду.
После подсудимого Бояршинова суд допросил трех свидетелей-программистов — коллег Виктора Филинкова. Так, Егор Кириллов вспоминал, как после пропажи Виктора переписывался с его женой — она состояла в одном телеграм-чате с мужем и его сослуживцами.
— Трудолюбивый, много задерживался на работе, как и все наши коллеги в тот период, мы сидели допоздна, в общении веселый, дружелюбный, любит над собой посмеяться, поддержать веселый разговор, — охарактеризовал свидетель Филинкова.
Степан Прокофьев, который был соседом обвиняемого по съемной квартире в последний месяц перед его арестом, рассказывал, что в квартире хранился сейф с легально зарегистрированным оружием, которое принадлежало жене Филинкова. По словам последнего, у Прокофьева были основания оговорить его — давление сотрудников ФСБ во время обыска в их квартире.
Прокофьев вспоминал, что Филинков на новогодних праздниках был у жены в Киеве, а накануне ареста снова собирался к ней лететь и волновался — сказал, что жена попала в аварию. По утверждению свидетеля, в разговоре его сосед предрекал, что «рашка развалится».
— Что значит «рашка развалится»? — уточнила прокурор.
— Меня не особо политика интересует, я такие разговоры...
— А «рашкой» он что называл?
— Россию.
— После каких событий развалится?
— Дату он не называл.
Как рассказал свидетель, что во время обыска в их квартире Филинков, которого привели сотрудники ФСБ, «был грустным, смотрел в пол, в стены, с полным ощущением безысходности».
Диана Фомина, бывшая начальница Филинкова, сожалела, что команда потеряла его из-за ареста: «Очень хороший профессионал, в первый день вник, что происходит, за несколько часов закрыл пару задач, это очень быстро, очень хороший специалист».
Сам Виктор Филинков решил сразу начать давать показания — подсудимый объяснил, откуда в квартире появился сейф с оружием: он подарил своей жене Александре Аксеновой гладкоствольное ружье «Вепрь-12 Молот». Оформлять документы на ружье ездили в Подмосковье, по месту регистрации супруги.
Наконец, суд выслушал Наталью Филинкову — маму Виктора. Отец его уже умер. Мать рассказала, что сын всегда увлекался компьютерами, с отличием окончил школу в Казахстане, после чего поступил в вуз в Омске, но учебу не завершил и через некоторое время переехал в Петербург, где нашел работу.
— Был одним из лучших учеников города, много грамот имеет, поднял школу до такого уровня... — плакала в суде мать. — Он очень хорошо себя зарекомендовал, никогда не было такого, что он властью недоволен.
Перед началом сегодняшнего заседания посетители суда опознают в одном из занимающих места в зале «студентов-юристов» участника скандального пикета перед петербургским штабом Навального. Кто-то рисует на листке A4 плакат «Наши дети в опасности» — с таким же «студент» попал в кадр на фотосъемке мартовской акции, участники которой, называвшие себя «возмущенной молодежью», обвиняли оппозиционеров в педофилии.
О процессе Филинкова и Бояршинова «студент» говорит, что пока «не сформировал мнение о деле — может, на ребят просто навесили все, а может, правда есть за что».
Слушатели и журналисты заходят в зал. Судья Роман Муранов открывает заседание. Сегодня не будет второго адвоката Юлиана Бояршинова Алексея Царева — он занят на другом заседании.
Прокурор Екатерина Качурина говорит, что планировала допросить свидетелей, но они не пришли, явились только свидетели защиты.
У адвоката Виктора Филинкова Виталия Черкасова ходатайство: он просил обеспечить слушателям в зале комфортные условия. Он говорит, что многим журналистам не удалось попасть на прошлое заседание, и просит суд обеспечить такую возможность. Черкасов также напоминает, что на первых заседаниях в зале было больше посадочных мест, но их убрали. Адвокат просит вернуть их, чтобы пресса могла сесть.
Председательствующий судья Муранов замечает, что сейчас на заседании есть представители СМИ.
Слушатели громко говорят, что нужно принести еще скамейки, в зале стоит шум. Судья смущается, смеется и говорит, что не знает, как это сделать.
После этого в зал приглашают свидетеля защиты. Это мужчина средних лет в очках, его зовут Андрей Евстафьев. Свидетель говорит тихо, слышно только, что он работает дворником в каком-то ТСЖ.
Евстафьев говорит, что подсудимых не знает. Подсудимый Филинков сомневается, можно ли доверять Евстафьеву, так как он был понятым на обыске. Бояршинов Евстафьева не знает.
Свидетель рассказывает, что в прошлом году утром к нему подошел сотрудник ФСБ, представился и попросил быть понятым. Конкретных дат или времени года Евстафьев вспомнить не может. Вместе с сотрудником ФСБ он поднялись к квартире.. По словам дворника, сначала он один был понятым, затем появился парень по имени Артур.
Среди собравшихся были сотрудники ФСБ и «какой-то парень». Он достал ключи и открыл дверь в квартиру, начался обыск. Судья Муранов уточняет, находится ли в зале этот молодой человек. «Такая зрительная память, не помню», — отвечает Евстафьев.
— Психологическое состояние какое его (Филинкова — МЗ) было? — спрашивает адвокат Черкасов.
— Да никакого не было.
Евстафьев признает, что не обращал внимание на Филинкова, и не помнит, были ли у него какие-то повреждения. Кроме Филинкова в квартире был еще один мужчина — вероятно, речь идет про Степана Прокофьева.
— Быстро, раз, начал брыкаться спросонья, его положили на пол. Минут пять он полежал, успокоился, его подняли, — говорит свидетель.
Сотрудники ФСБ велели понятым наблюдать за процессом обыска, который одновременно шел в нескольких комнатах.
— Или нет, один писал в одной комнате, сначала в большой комнате, [еще был] коридор, кладовка и кухня, — уточняет Евстафьев. Кто занимался составлением документов, он не помнит — «вроде бы старший».
— Какое-то давление оказывалось? — интересуется Черкасов.
— Нет, какое давление. Один ушел на кухню, сел у батареи спать, уснул. Второй ходил, умылся, поел.
— Который уснул, [он] приводил себя в порядок? Умывался, менял одежду?
— Нет.
Адвокат Черкасов уточняет, как все выходили из квартиры, когда обыск закончился.
— Собрались у входа, закрыли и вышли, — отвечает понятой.
— С кем выходили? Понятые вышли, сотрудники вышли?
— И ребята. И два парня вышли.
— Дальнейшие перемешения?
— Сели в лифт, а мы по своим делам.
Куда сотрудники ФСБ и задержанные отправились дальше, он не видел.
Теперь вопросы задает сам подсудимый Филинков:
— Добрый день. Ваш допрос проводил следователь Беляев? Осенью прошлого года.
— Был какой-то, да.
— Как он проходил?
— Вы имеете в виду на Литейном?
— Да.
— Опрашивал меня и все.
Филинков уточняет, не дописывал ли Беляев ничего в протокол, сам ли расписывался свидетель.
— Молодой человек, который был в квартире, представляся?
— Да, по-мойму, они спрашивали.
— То есть он спал, когда вы вошли?
— Я так понимаю, да.
— А через сколько времени вы покинули квартиру после начала обыска?
— Где-то час, два. Точно не скажу, — после небольшой паузы отвечает Евстафьев.
Он снова рассказывает, что не помнит, в каком порядке участвовавшие в обыске спускались на лифте. Свидетель лишь говорит, что насилия внутри квартиры не было. Понятые во время обыска находились в разных помещениях в квартире.
Вопрос у прокурора Качуриной:
— Вы сказали, что обыск проводился утром. У всех по-разному начинается, какое время примерно?
— Где-то в девять примерно.
— Месяц 2018 года, когда [обыск] проводился?
— Не помню.
— Ну, март, февраль, апрель, у нас 12 месяцев всего.
— Не помню.
— Ну, зимний?
— Не помню.
По словам Евстафьева, обыск был в однокомнатной квартире, которая располагается на девятом этаже.
— Что-то изымалось? — продолжает задавать вопросы прокурор.
— Какие-то компьютеры, планшеты.
— Сотовая связь?
— Куча телефонов.
— Какие-то документы изымались?
— В одно место они складывались, не помню.
Евстафьев не знает, кому что принадлежало. Он не слушал, о чем между собой говорили люди в квартире.
— Я думал, понятой, я там распишусь, расписался, я не думал, что потом процесс пойдет, — объясняет Евстафьев.
— Ну, вам там все понятно было?
— Там понятно было.
— Документ вам давали?
— Давали.
— Прочитали его?
— Ну, там прочитал.
— Все прочитали?
Евстафьев отвечает что-то невнятное. Он повторяет, что не узнает подсудимых.
— Цель обыска была обозначена? — уточняет представительница прокуратуры.
— Что-то терроризм.
Теперь прокурор Качурина зачитывает протокол обыска. В документе сказано, что в 7:34 обыск начат, закончен в 11:25. Свидетель допускает, что время приведено верно. «Обыск в целях обнаружения и изъятия оружия, взрывных устройств, экстремистской литературы, а также предметов, имеющих значение для следствия», — читает гособвинительница.
Филинков, следует из документа, заявил, что вышеперечисленных предметов не имеется в квартире, после чего открыл ее. В квартире был Прокофьев, ему показали постановление об обыске. Он также подтвердил, что в квартире ничего нет.
Далее описывается квартира. Филинков объяснил, что живет на кухне, а в комнате — Прокофьев. В комнате нашли и изъяли мобильные телефоны, флеш-карту, трудовую книжку, загранпаспорт, свидетельство о регистрации, жесткий диск, ноутбук, макбук, сим-карта.
Затем обыск провели в прихожей, там были рюкзак и сумка Филинкова. В ней были карта памяти, агентский договор, телефон Nokia, подтверждение покупки билета, посадочный талон, банковская карта, еще одна флеш-карта, ноутбук Dell. Кроме того, в сумке были паспорт на фамилии Дмитриенко и Гаврилова, а также несколько копий паспортов. Более нигде ничего не обнаружено. Фотосъемка и видео не проводились.
— Все что я зачитала, так оно и было?
— Так оно и было, — подтверждает свидетель. Он узнает свои подписи на документах.
— После окончания обыска, что пояснили сотрудники ФСБ молодым людям? Что вы с нами проследуете? — задает вопрос адвокат Черкасов.
— Сказали: «Собирайтесь». Оделся один. Они все вместе пошли
Черкасов говорит, что есть противоречия и просит огласить протокол допроса.
Судья Муранов разрешает осмотреть протокол допроса Евстафьева, текст передают защитнику Черкасову. Он отдает документ дворнику, тот долго ищет очки. Найдя их, он смотрит в бумаги и подтверждает, что там стоят его подписи.
Черкасов зачитывает слова дворника из протокола: «После завершения обыска был составлен протокол, с текстом которого все внимательно ознакомились, подписали. Одному из молодых людей вручили копию протокола. Филинкову дали возможность добровольно переодеться, что он и сделал».
Евстафьев говорит, что не знает, кто из них кто, и не может сказать, кто из них переоделся. Можно ли доверять показаниям, не знает, «наверное, можно».
— Не «наверное, можно», а да или нет.
— Наверное, можно.
На этом допрос понятного Евстафьева заканчивается.
В зал заходит второй свидетель — Артур Объедков. Это рябой мужчина лет 60 с седыми волосами. Он с трудом стоит на ногах, качается и хромает. Обут в грязные ботинки.
— Место работы? — интересуется председательствующий.
— «Рутосервисплюс», — отвечает свидетель, будто читая с руки.
— Должность?
— Дворник.
Объедков говорит очень тихо, едва открывая рот, и трясется. Из подсудимых его никто не знает.
Свидетель проковылял к столу секретаря, чтобы подписать документы, а затем вернулся к кафедре.
Адвокат Черкасов:
— Кого-то из подсудимых ранее видели?
— Мог видеть только при обыске.
— Кого из них?
— Обоих.
— Кто из них был при обыске?
— Оба были.
В зале смеются.
День, когда проводился обыск, Объедков не помнит. Это было после Нового года — в январе 2018 года. Силовики пришли к нему около восьми-девяти утра.
— Я был, я был, я был на своем рабочем месте у мусоропровода. Они показали корочки, показали корочки и спросили, хочу ли быть понятым вместе с моим товарищем, — говорит Объедков, постоянно повторяя слова.
Вместе с силовиками и понятыми на этаж поднялся «один парень». Дверь в нужную квартиру была закрыта, как ее открывали — не помнит, так как стоял за углом.
— Там квартира угловая, там так, и так, — пытается объяснить свидетель и крутит руками в воздухе.
Судья Муранов просит его говорить только то, что помнит.
— Сначала зашла милиция, а потом мы, — продолжает понятой. По его словам, Филинкова завели через две-три минуты. Когда они зашли, кто-то уже лежал на полу.
— А почему лежал на полу? — уточняет адвокат Черкасов.
— Я не знаю, может милиция его... Начали обыск делать, искать оружие.
— Как это происходило?
— Копались, в сумках искали, все сумки вытащили.
— Обыск во всех помещениях одновременно происходил?
— Да.
— То есть сотрудники по всей квартире ходили?
— А, нет. Там одна комната и кухня.
Филинкова «милиция посадила на стул, он сидел на стуле в коридоре при входе», вспоминает свидетель Объедков. Никаких телесных повреждений у него не было, одежда была «нормальной, чистой». Одежду Филинков не менял.
Понятой начинает трястись еще сильнее.
Защитник Черкасов спрашивает, понятно ли было, кто среди силовиков главный.
— Один молодой человек постоянно на компьютере что-то записывал.
Объяснили понятым только то, что будут искать оружие. Вначале никаких документов не показали, только корочки. В конце обыска подписали протоколы. Затем «парней взяла милиция, вышли».
— А что значит «взяла милиция»? Им сказали: «Вы с нами проследуете»? — уточняет Черкасов.
Объедков молчит, а потом объясняет, что все просто спустились вместе, после них — понятые.
Вопросы задает Виктор Филинков:
— Кто-то из молодых парней был в наручниках? До, после обыска, во время?
— Не помню этого.
— Кто-нибудь еще приезжал из сотрудников милиции или те, кто приехал, те и остались?
— Один молодой человек, видимо начальник их... Он заехал на какие-то минуты и уехал. Больше я не помню.
— В квартире кто-нибудь остался?
— Нет, дверь закрыли.
— Кто закрыл?
— Сама милиция закрыла.
— Сотрудники как-то вам представлялись?
— Ну, они корочки показали, фамилии не помню.
Прокурор Качурина:
— С какого помещения начался обыск?
— С комнаты.
— В данной комнате что-то изъяли?
— Они там компью... ноутбуки укладывали в сумку и телефоны.
— Как вы поняли, кому принадлежат эти вещи? Кто-то давал пояснения из жильцов?
— Не помню. Когда укладывали вещи, говорили: «Это мой телефон, это мой».
— Изымалось в одном помещении?
— Все изымалось большей степенью в комнате.
— Второй понятой постоянно присутствовал? Никуда не отлучался?
— Да.
— Жильцы тоже вместе были?
— Да.
— По итогам обыска составлялся какой-то документ?
— В конце, когда мы уходили, дали несколько бумаг подписать, — вспоминает свидетель.
— Вы читали их?
— Да, но суть их я уже не помню.
— Но когда читали, они отражали то, что изъяли? Все соответстовало действительности?
— Да.
Замечаний ни у кого не было. Объедков говорит, что квартира была на седьмом этаже. Обыск начался около девяти утра. Дверь открыла «не милиция, [а] парень, милиция у него потащила ключи».
Филинков хочет задать вопрос, но прокурор предлагает зачитать показания Объедкова на следствии, так как есть расхождения.
Гособвинительница читает протокол допроса. Допрашивал понятого следователь Климов на Шпалерной, 25. В документе со слов дворника записано, что к нему подошли мужчины, представились сотрудниками ФСБ. Прошли в квартиру. Было предъявлено постановление об обыске, Филинков и Прокофьев его подписали. Все находились вместе;
После обыска сотрудники предложили Филинкову добровольно проехать с ними, Филинков ответил согласием.
— Ваши показания? — спрашивает прокурор.
— Да, — после долгого размышления говорит Объедков.
— Вы пояснили, что оба проследовали [вместе с сотрудниками ФСБ]. А в показаниях [говорится], что только Филинков добровольно. Как происходило?
— Не помню, точно не помню.
— Вы сказали, что молодой человек доставал ключи. Вы видели, кто открывал дверь, сотрудники или молодой человек? — интересуется Филинков.
— Я точно не помню.